Типичное при компульсивном неврозе изменение характера не всегда непосредственно обусловлено регрессией. Оно также детерминируется, вслед за регрессией, реактивными построениями, изоляцией и аннулированием. Использование этих механизмов, правда, зависит от натогномоничной регрессии, поскольку реактивные образования, изоляция и аннулирование направлены скорее против пре-генитальных устремлений, тогда как собственно регрессия больше связана с генитальностью.

Реактивные образования глубоко пронизывают каждую компульсивно-невротическую личность. Борясь с бессознательной враждебностью, Компульсивный невротик галантен во всех своих проявлениях. Это может приносить ему огромное нарциссическое удовлетворение, затрудняющее психоаналитическое лечение.

Однако даже устойчивые реактивные образования редко успешны: в психике компульсивных невротиков не прекращается борьба между ними и все еще действенными первоначальными побуждениями.

Что касается изоляции и аннулирования, то их проявление в компульсивных симптомах уже описывалось в психоанализе Рассмотрим еще несколько примеров.

Пациент с обсессивными сомнениями с трудом соглашался с психоаналитической процедурой, он сильно протестовал против правила свободных ассоциаций. Оказалось, что пациент так себя вел, стремясь утаить наличие у него подруги. Дело заключалось не в отсутствии желания вообще говорить о некой особе. Просто в психоанализе пациент говорил о мастурбации и хотел изолировать образ своей подруги от всего, что связано с мастурбацией. Он чувствовал, что способен говорить с психоаналитиком о девушке только при уверенности отсутствия у себя мыслей о мастурбации. Позже в процессе психоанализа стало ясно, насколько безуспешна эта изоляция. Компульсивный симптом, к которому пациент относился наиболее настороженно и прилагал наибольшие усилия для его сокрытия, выражался в том, что всякий раз, когда он видел свою подругу или слышал ее имя, у него возникала навязчивая мысль о «маленькой блуднице». Симптом символизировал инцестную потребность, от которой защищалось эго. Появление симптома служит примером неудачной попытки изолировать нежность от чувственности.

Интересно было наблюдать, каким образом пациент, имевший некоторую склонность к параноидным реакциям, сочетал в своей защите от инстинкта механизмы изоляции и проекции. Однажды с целью продемонстрировать абсурдность психоанализа он заявил, что метод свободных ассоциаций бессмыслен, поскольку у людей возникают лишь те идеи, которые они хотят иметь. Ему было сказано, что он не нрав, так как идея «маленькой блудницы» возникала у него помимо воли. Несколькими днями позже он обвинил психоаналитика в вульгарном и чувственном обзывании его подруги «маленькой блудницей» и в злоупотреблении его признаниями, якобы в целях приписать ему низменное поведение.

Иногда компульсивные пациенты производят удивительную изоляцию посредством брака. Они решают, что супружеская жизнь не должна иметь связи с инфантильной сексуальностью: «Теперь я в браке, поэтому не следует больше беспокоиться о сексуальности». Брак на этой основе не бывает успешным. Там, где инфантильно-сексуальные устремления, несмотря на изоляцию, смогли проникнуть в супружескую жизнь, у пациентов возникают тяжелые обсессии и компульсии. Выше упоминалось, что самый существенный случай изоляции состоит в разделении идейного содержания и его эмоционального катексиса. Типичные компульсивные невротики кажутся холодными, отрешенными и неэмоциональными. В действительности их эмоциональность может проявляться самым неадекватным образом.

Насколько далеко заходит изолированность таких эмоциональных проявлений, свидетельствует пациент, сделавший себе памятку: «Не забудь, что был рассержен».

Затруднение компульсивных невротиков в свободных ассоциациях обусловлено изоляционистскими склонностями. Они не способны свободно ассоциировать, поскольку всегда настороженно ограждают исходно сопричастные вещи от повторного соприкосновения. компульсивные невротики не позволяют себе удивляться чувствам или представлениям, которые не укладываются в установленные категории. Мышление в компульсивных категориях — это карикатура на логическое мышление, тоже основанное на изоляции. Но логическое мышление служит объективности, а компульсивная изоляция — защите. Изоляция, как уже отмечалось, связана с древним табу прикосновения. Многочисленные компульсивные симптомы регулируют способы, которыми следует и не следует прикасаться к объектам. Объекты репрезентируют гениталии и нечистоты. «Чистые» вещи не должны соприкасаться с «грязными» вещами. В ритуалах перехода через порог табу на прикосновение принимает форму магического страха перед изменением существующего положения и возникновением новой ситуации.

Изоляция часто разделяет компоненты целого, где в норме осознанию подлежит только целое, при компульсивном неврозе осознаются составляющие целого. компульсивные невротики зачастую воспринимают совокупность вместо единства, и многие компульсивные черты характера оптимальны для «торможения в переживании гештальта».
О «повторах» как форме «аннулирования» уже упоминалось. Идея состоит в том, что в целях аннулирования действие следует повторить с иным намерением. Что однажды делалось с инстинктивным намерением, необходимо повторить с установкой суперэго.

Отвергнутый инстинкт, однако, нередко проникает и в повторное действие. Обычно количество необходимых повторений быстро нарастает. Выбор «любимых чисел», определяющих количество повторений, может иметь самостоятельное бессознательное значение. Временами повторения замещаются счетом.

Любимые числа, как правило, четные. Только четные числа дают гарантию, что не перевесят ни инстинкты, ни суперэго. Большинство компульсии «симметрии» имеют то же самое значение.

Было бы, однако, ошибочно полагать, что Компульсивный счет во всех случаях мотивируется подобным образом. Пересчет может иметь и другие значения. Часто он представляет собой подсчет секунд, т. е. измерение времени. Потребность в измерении времени имеет разные детерминанты. Иногда пересчет служит просто средством проверки изоляции. Счет может преграждать некое начинание вслед за предшествующим действием и гарантировать соблюдение временного интервала. Базовая связь между измерением времени и анальным эротизмом уже обсуждалась. Измерение времени, будучи первоначально измерением интервала между двумя хождениями в туалет, затем может использоваться в качестве защиты от соблазна анальной мастурбации, а порой становится замещением анальной мастурбации.

Компульсивный счет может также защищать от побуждения уничтожать, так как пересчет вещей заверяет, что все они на месте. Но иногда защита проникается отвергаемым побуждением, и счет начинает символизировать уничтожение; тогда он тоже должен отвергаться. Это облегчается тем обстоятельством, что пересчет подразумевает вступление во владение, может означать «учет имущества».

Самый простой пример механизма аннулирования — часто встречающееся компульсивное мытье. Мытье становится необходимым как средство уничтожения предшествующего «загрязнения» (реального или воображаемого).
Это грязное действие, как правило, мастурбация или впоследствии мысли об отдаленной возможности мастурбации. За понимание сексуальности как чего-то нечистоплотного ответственна регрессия. Анальная мастурбация в детстве действительно выдавалась испачканными и пахнущими руками, а разоблачение могло избегаться мытьем. Порой пациенты с компульсивным неврозом избавляются от всех сомнений, принимая ванну или меняя белье. «Дурные чувства» воспринимаются как грязь, которую следует смыть. Ритуал омовения в качестве средства избавления от грехов — тоже проявление аннулирования.

Вероятно, но этой причине невротические церемонии в латентный период столь часто относятся к мытью. Упрямые дети, отказываясь мыться, в действительности отказываются оставлять свои инстинктивные побуждения, доставляющие наслаждение. Верно, однако, что ритуалы вокруг раздевания и подготовки ко сну превалируют и по другой причине: эти приготовления соблазняют к мастурбации.

Многие типичные компульсивные симптомы направлены на аннулирование агрессивных действий, обычно воображаемых. Иногда это предназначение выражено явно, как в симптомах закрытия газового крана и устранения камней с улицы, иногда оно раскрывается только с помощью психоанализа, как в разных симптомах с бессознательным значением кары. Не существует четкой границы между карающими симптомами и творческими сублимациями, осуществляемыми в качестве противодействия инфантильно-садистским устремлениям. Использование регрессии, реактивного образования, изоляции и аннулирования делает излишним собственно механизм вытеснения. В этом ответ на вопрос, почему при компульсивных неврозах становится возможным осознание неприемлемых побуждений.

Например, побуждение убивать, благодаря изоляции, настолько отодвинуто от моторного выражения, что не остается шансов на его реализацию, поэтому осознание в данном случае совершенно безопасно. Осознание идей тогда сопровождается лишением их эмоциональной окраски. Вследствие разрыва первоначальных связей психоаналитик не может непосредственно использовать спонтанное осознание пациентом патогенных событий детства. Поскольку соответствующие эмоции отсутствуют, специалист столь же не осведомлен, как и пациент, какие из воспоминаний детства важны и в чем состоит их важность. Если бы даже аналитик это понимал, он не мог бы поделиться с пациентом до тех пор, пока тот не преодолеет сопротивления усмотрению истипных связей.

Отсутствие собственно вытеснения в компульсивном неврозе, однако, относительно. Сами компульсии и обсес-сии могут подвергаться вытеснению. Иногда пациенты не способны рассказать, в чем состоят их компульсии, так как компульсии у них бесцветны, неопределенны, схожи со сновидениями. Тогда требуется большая психоаналитическая работа по устранению вытеснения, чтобы содержание компульсии стало разборчивым.

Иногда компульсивные симптомы вытесняются вторично, поскольку пациент чувствует, что они не укладываются в его систему, т. е. представляют собой не только защитные силы, но также отвергнутый инстинкт, вторгшийся вновь.

Пытаясь уместить компульсии в свою систему, пациент фальсифицирует их изначальное содержание. Его собственные компульсии, как и весь мир, должны быть приспособлены к системе, которая только и гарантирует ему безопасность.

Смешение в компульсивном неврозе часто представляет собой «смешение на мелкие детали». Многие компульсив-ные невротики сильно беспокоятся о явно незначительных вещах. В психоанализе эти незначительные вещи раскрываются как замещение весьма важных феноменов. Самый известный пример — «мыслительная компульсия» (Grue-belzwang), при которой пациент проводит многие часы в навязчивых размышлениях об очень абстрактных проблемах. В основе данного симптома лежит попытка избавиться от нежелательных эмоций путем бегства из мира эмоций в сферу отвлеченных понятий и слов. Это бегство безуспешно: интеллектуальные проблемы, в которых пациент пытается найти спасение от своих эмоций, приобретают (благодаря возвращению вытесненного материала) утрированную эмоциональную ценность.

Двойной фронт эго при компульсивном неврозе

В компульсивном неврозе специфичны не только защитные механизмы, но также направление их использования. Относительное преобладание в этом неврозе зависимости эго от суперэго делает понятным, почему эго не только послушно суперэго в отвержении инстинктивных потребностей, но и пытается бунтоватьиротив суперэго. Эго может использовать против суперэго те же самые защитные меры, которые обычно применяет против побуждений ид. Для этой деятельности тоже необходима постоянная затрата энергии. Уже упоминалось, что навязчивая идея: «Если ты совершишь некий поступок, твой отец умрет», возникает в ходе осознания предостережения суперэго: «Если ты совершишь некий поступок, у тебя появится соблазн убить отца». Эго может реагировать на такие угрозы контругрозами. Когда «человек-крыса» имел первый сексуальный опыт, у него возникла навязчивая идея: «Это восхитительно! Ради этого можно убить своего отца!». Фактически эго ведет себя по отношению к суперэго, как прежде относилось к своим воспитателям: послушно, мятежно или послушно и мятежно одновременно. Амбивалентное отношение эго к суперэго служит основой частого преобладания в компульсивном неврозе религиозных симптомов. Конфликт с суперэго лучше всего наблюдать, когда он продуцирует двухфазное поведение. Пациент ведет себя альтернативно: то как непослушный ребенок, то как строго наказывающий поборник дисциплины.

Пациент по обсессивным причинам некоторое время не чистил зубы, затем он шлепал и ругал себя. Другой пациент всегда носил тетрадку, где делал похвальные или порицающие пометки о собственном поведении.

В сновидениях нелепость означает насмешку и злобное намерение сновидца. Сходным образом явная абсурдность многих проблем в качестве предмета обсессивных мыслей указывает на злобное и насмешливое отношение пациентов к своему суперэго, которое на сеансе часто олицетворяет психоаналитик. Итак, в нелепостях пациента продолжается высмеивание ребенком своего отца.

Пациент на первой консультации спросил аналитика, поможет ли психоанализ избавиться от чрезмерной мастурбации. Аналитик заверил его, что, если вообще психоанализ окажется успешным, устранится и эта проблема. Много месяцев спустя пациент рассказал о своих мыслях в тот момент: «Меня удивляло, каким образом аналитик сможет мне помочь, если я сам не прекращу мастурбировать». Тогда пациент решил не сопротивляться вредной привычке, чтобы посмотреть, сумеет ли психоаналитик обойтись без его помощи.

Регрессия к анальному садизму модифицирует не только эго, чей садизм и амбивалентность тогда направляются как против суперэго, так и против внешних объектов. Регрессия приводит также к модификации самого суперэго, которое становится более садистским и обретает черты автоматизма и архаичности, такие, как следование принципам возмездия и словесной магии. Садизм суперэго вследствие регрессии возрастает но мере воздержания эго от внешней агрессии. Можно было бы полагать, что индивид, требовательный к себе и внешне неагрессивный, воздерживается от агрессии в силу своей ответственности.

В действительности же блокирование агрессии первично, а строгость суперэго вторична. Садизм, не направленный более против объектов, оборачивается внутрь в качестве агрессии суперэго против эго. Мораль, налагаемая архаическим суперэго компуль-сивного невротика, представляет собой автоматизированную псевдомораль, охарактеризованную Александером как продажность суперэго. Если эго делает уступку инстинктивному побуждению, ему необходимо согласиться и на искупление. Когда эго искупило вину, акт искупления может использоваться как лицензия на вовлечение в другие прегрешения. В результате изменяется очередность инстинктивного действия и наказания. Потребность в относительном равновесии двух установок может выражаться в компульсиях магической симметрии.

Компульсии симметрии имеют очень разнообразные формы. Их предназначение всегда состоит в избежании «нарушений равновесия». Всякому сдвигу вправо должен соответствовать сдвиг влево, всякому подъему вверх — спуск вниз; счет нельзя останавливать на нечетном числе и т. д. В каждом случае такие компульсии имеют индивидуальное значение. Их общая цель — предотвратить нарушение ментального равновесия отвергнутыми побуждениями. Любое инстинктивное движение аннулируется противоположным движением.

Шилдер сопоставил формы компульсии симметрии, которые основываются на конфликтах вокруг равновесного эротизма, и формы, манифестирующиеся в абстрактных рисунках. Чтобы разобраться в «коррупции» суперэго, следует рассмотреть экономическое отношение, которое Радо называл идеализацией. Выполняя требования супер-эго, эго получает нарциссическое наслаждение, норой приносящее такую радость, что эго временно приостанавливает или ослабляет свои функции по объективной оценке реальности и побуждений. Представление, что любое страдание дает право на компенсаторное наслаждение и угрожающее суперэго можно умиротворить и вынудить к возобновлению покровительства добровольным страданием, имеет очень давнее происхождение.

Те же самые идеи выражаются жертвами и молитвами. С помощью обеих практик покупается симпатия Бога. Более сильные наказания избегаются путем добровольного принятия неприятностей в качестве «профилактического наказания». Крайностью этого отношения являются те действия, которые можно назвать «самокастрацией». Стремление «купить» симпатию Бога порой превращается в вымогательство. У импульсивных и депрессивных невротиков обнаруживается много вариантов такого вымогательства. В конечном итоге возникает порочный круг: деяние — наказание — новое деяние, который можно проследить к циклу: голод — насыщение — новый голод.

Колебание между деянием и наказанием часто выражается в обсессивных сомнениях, которые реально означают: «Выполнять ли требования ид или суперэго?» При тяжелом течении компульсивного невроза возможно состояние, в котором сознательное эго становится футбольным мячом для противоречивых побуждений ид и суперэго и полностью устраняется в качестве действующей инстанции.

Защищаясь от требований садистского суперэго, эго может прибегнуть к контрсадистскому мятежу или проявить покорность (подобострастие), иногда имеют место обе установки одновременно или попеременно. Иногда, кажется, само эго стремится к наказаниям, желает искупления и даже мучений. «Моральный мазохизм» представляется дополнением к «садизму суперэго», и покорность порой проявляется в надежде получить лицензию на инстинктивную свободу. Потребность эго в наказании подчиняется потребности в прощении, наказание допускается как необходимое средство избавления от давления суперэго. Такая потребность компульсивного эго в наказании порой конденсируется с мазохистскими сексуальными желаниями. Тогда, по словам Фрейда, мораль, которая возникла из эдипова комплекса, регрессирует и однажды снова становится эдиповым комплексом.

В целом потребность в наказании всего лишь симптом более общей потребности в прощении. Это ясно видно в попытках избежать наказания и добиться прощения без него посредством использования внешних объектов в качестве «свидетелей» в борьбе против суперэго.

Пациент придумал способ освобождения от угрызений совести и ипохондрических страхов. После мастурбации он отправлялся к врачу, который, проведя соматический осмотр, заверял его в хорошем состоянии здоровья. Психоанализ показал, что успокоение врача репрезентировало отказ «кастратора» от своего права кастрировать. Декларация здоровья репрезентировала необходимое прощение. Это прощение очищало совесть пациента и делало другие средства ненужными, в частности, у пациента отпадала необходимость наказывать себя.

Надежда на заверения со стороны других в целях поддержания самоуважения часто детерминирует социальное поведение компульсивного невротика. Пациент испытывает облегчение, когда обнаруживает, что другие относятся к его виновности не столь серьезно, как он сам. Он словно говорит своему суперэго: «В конечном итоге проступок не так уж пагубен, коль меня не осуждают». Таким путем страх перед суперэго снова превращается в социальный страх. Эта ре-проекция суперэго обнаруживается в большей мере среди индивидов с параноидными склонностями, но психоанализ обычных компульсивных невротиков тоже часто показывает, что их социальная тревога представляет собой страх перед безуспешностью попыток облегчить тяжелое чувство вины. Ошушение, что они все-таки виновны, может превратиться в хронический социальный страх. И, естественно, индивид с очень сильной бессознательной агрессивностью к внешнему миру имеет все основания бояться, что окружающие будут испытывать к нему неприязнь.

Хотя при компульсивном неврозе конфликты в большей мере интернализованы, чем при истерии, компульсивные невротики тоже пытаются использовать внешние объекты в облегчении и разрешении своих внутренних конфликтов. Истерики, боящиеся кастрации или утраты любви, стараются непосредственно влиять на окружающих, чтобы убедить их не делать веши, которых они опасаются. компульсивные невротики больше страшатся утратить защиту собственного суперэго и, вынужденно презирая себя, нуждаются в Других людях как непрямом облегчающем средстве. Что бы объекты ни делали, что бы ни говорили, это рассматривается как прощение или обвинение. Предпринимаются всяческие попытки, реальные и магические, влиять на показания этих «свидетелей». Иногда пациенты пытаются индуцировать объекты к простому проявлению симпатии. Иногда ожидается, что объекты совершат некий поступок, на который сам пациент не решается, или, напротив, воздержатся от действий, которые он не смеет совершить, поскольку это вводит его в слишком сильный соблазн.

Согласно Фрейду, в основе справедливости бессознательно лежит идея: «То, что мне не позволено, никому другому тоже не позволено». Побуждение к справедливости коренится в склонности поддерживать запрет, настаивая, что все тоже должны подчиниться некоему правилу. Существует отношение между «справедливостью» и «симметрией». Некоторые порывы к справедливости просто означают: «Случившееся справа должно случиться слева». И стремление к симметрии порой означает: «Симметрия достигается, если случившееся с одним ребенком происходит с другими детьми (его братьями и сестрами)».

Фрейд утверждал, что индивиды, у которых место супер-эго занимает тот же самый объект, идентифицируются друг с другом. Вслед за Редлом можно добавить: «Те, кто использует одного и того же свидетеля , объединены обшей идентификацией». В крайних случаях поведение пациентов временами становится совершенно неискренним. Что бы они ни делали, они делают в целях произвести впечатление на воображаемых зрителей, вернее сказать, жюри.
Амбивалентная зависимость от садистского суперэго и необходимость любой ценой избавиться от нестерпимого напряжения виновности — наиболее частые причины самоубийства. Поэтому возникают вопросы: правда ли, что эти факторы играют столь важную роль в компульсивных неврозах и почему самоубийство так редко среди компульсивных невротиков? Фрейд дал следующий ответ: при ком-пульсивном неврозе, но его мнению, в отличие от депрессии, либидо не полностью вовлечено в конфликт эго и суперэго, большая часть объектных отношений сохраняется. Это обстоятельство и защищает пациента от краха. Регрессивно искаженные остатки объектных отношений, т. е. их садистская природа, оказываются благоприятны. Компульсивные невротики, проявив сильную агрессию к объектам, не нуждаются в обращении всей ее мощи на себя.

Тем не менее чувство вины причиняет в таких случаях много страданий. Пациенты втягиваются в ускоряющийся цикл: угрызения совести — раскаяние — новые проступки — новые угрызения совести. Формируется все больше смешений, расширяется круг симптомов (аналогично «фобическому фасаду»), усиливается инстинктивная важность симптомов за счет их наказывающего значения.

Превалирующая потребность использовать объекты в облегчении внутренних конфликтах оттеняет все непосредственные чувства к объектам. Но эта потребность не единственный фактор, обычно искажающий объектные отношения компульсивных невротиков. Второй фактор состоит в том, что анально-садистская регрессия препятствует развитию зрелых объектных отношений: она порождает ненадежные, амбивалентные отношения к объектам, конфликты бисексуальности, способствует сохранению целей инкорпорации. Третий фактор, который нарушает объектные отношения, состоит в изоляции эмоций, поэтому объектным отношениям недостает искренности и теплоты. Когда пациенты имеют дело с объектами, недостает катексиса, растраченного на симптомы и аутоэротические замещения.