Можно интуитивно предположить, что, в соответствии со своей склонностью к уходу, шизоидные люди будут избегать такого интимного вмешательства как психотерапия и психоанализ. На самом же деле , если к ним подходить с пониманием и уважением , они оказываются в процессе психотерапии достаточно понимающими и сотрудничающими пациентами . Дисциплина психотерапевта , в смысле следования повестке дня самого пациента, и безопасная дистанция, создаваемая присущими психотерапии границами ( ограничение времени , свободные ассоциации , этические запреты против социальных или сексуальных отношений с клиентом и т.д. ), по - видимому, снижают страх шизоидного пациента быть поглощенным .

Шизоидный пациент приближается к психотерапии с той же смесью сензитивности , честности и страха поглощения , которая отмечает и другие его отношения . Он может искать помощи , потому что его изоляция от остального человеческого сообщества становится слишком болезненной , потому что он имеет ограниченные цели , связанные с этой изоляцией ( например , желание преодолеть запрет на отношения ) или же потому что стремится к иному специфическому социальному поведению . Иногда психологическая неблагоприятность шизоидного личностного типа не очевидна для него самого ; бывает , что он хочет освободиться от депрессии , тревожного состояния или от другого вида симптоматического невроза . В некоторых случаях шизоид может обращаться за лечением из боязни - часто оправданной , боясь , что он находится на пути к сумасшествию .

Для шизоидных пациентов на ранних фазах психотерапии и психоанализа довольно характерно косноязычие и ощущение пустоты и растерянности . Приходится выносить долгие периоды молчания , пока пациент не интернализует безопасность рамок психоанализа . Однако со временем , если только пациент не оказывается мучительно невербализующим или беспорядочно психотическим , многие психотерапевты - психоаналитики получают удовольствие от работы с пациентами с шизоидной структурой характера . Они часто бывают очень чувствительны к своим внутренним реакциям и бывают благодарны за возможность находиться там , где выражение их собственной личности не вызывает тревоги , пренебрежения и не высмеивается .

Первичная трансферно - контртрансферная трудность для психотерапевта при работе с шизоидным пациентом состоит в том , чтобы находить путь ко внутреннему миру пациента , не вызывая слишком большой тревоги из - за вторжения . Поскольку шизоидные люди предпочитают разобщенный и затемненный стиль взаимоотношений , можно легко впасть в ответное разобщение и рассматривать своих пациентов скорее как интересный экземпляр , чем человеческое существо . Их естественный трансферный тест ( в терминах теории контроля - овладения ) включает в себя усилия , направленные на выяснение обстоятельства , достаточно ли терапевт заинтересован в них , чтобы выносить сложные запутанные послания и сохранять намерение понимать и помогать своим пациентам . Естественно , они боятся , что психотерапевт ( так же как и другие люди ) эмоционально отдалится от них и отнесет их в категорию безнадежных отшельников или забавных чудаков .

История попыток понять шизоидные состояния пестрит примерами экспертов , объективизирующих отдельных пациентов и очарованных шизоидными феноменами , но соблюдающих безопасную дистанцию по отношению к эмоциональной боли , которую те предъявляют . Эти эксперты считают вербализации шизоидных людей бессмысленными , тривиальными или чересчур загадочными , чтобы напрягаться и распутывать их . Имеющий место психиатрический энтузиазм в психологических объяснениях шизоидных состояний представляет собой известную версию данной предрасположенности , состоящую в том , чтобы не принимать всерьез субъективность шизоидных личностей . Как показывает психолог - психотерапевт Сасс , попытки понять вклад биохимических или неврологических механизмов в шизоидные и шизофренические состояния не отменяет необходимости осознать значение шизоидных переживаний для пациента . В своей работе Разделенное Я психолог Лэйнг вновь рассматривает пример с шизофренической женщиной , обследованной Крепелином . Слова пациентки , совершенно непостижимые для него , приобретают смысл , если подходить к ним , вслед за Лэйнгом , эмпатически . Психологи Карон и Ванденбос представляют один за другим случаи с пациентами , которым можно помочь и которых легко отвергают клиницисты , не наученные или не желающие понимать их .

Характерологически шизоидные люди без опасности психотического срыва ( большинство шизоидных людей ) очевидно провоцируют гораздо меньшее непонимание и защитное отстранение у своих терапевтов , чем госпитализированные шизофреники , которым посвящено большинство серьезных психоаналитических описаний патологического ухода . Но те же самые терапевтические рекомендации применимы и к менее серьезным случаям . К этим пациентам нужно подходить таким образом , как если бы их внутренние переживания , даже чуждые окружающим , имели потенциально распознаваемое значение и могли составить основание для неугрожающей интимности с другим индивидом . Психотерапевт должен иметь в виду , что отстраненность шизоидного пациента представляет собой распознаваемую защиту , а не непреодолимый барьер для отношений . Если психолог может избежать отреагирования искушений контртрансфера , подталкивания пациента к преждевременному закрытию , если он в состоянии не прибегать к возражениям или дистанцированию от него , формируется прочный рабочий альянс .

Как только образуются терапевтические отношения , за ними могут последовать дополнительные эмоциональные сложности . Субъективная хрупкость шизоидных личностей отражается в чувстве слабости и беспомощности психотерапевта . Образы и фантазии деструктивного , пожирающего внешнего мира захватывают обоих участников терапевтического процесса . Появляются также противоположные образы всемогущества и разделенного превосходства ( Мы вдвоем образуем Вселенную ). Накопленные восприятия пациента как исключительного , уникального , непонятого гения или недостижимого мудреца могут присутствовать во внутреннем ответе психотерапевта , возможно , параллельно с отношением сверхвовлеченного родителя , воображающего собственное величие при помощи своего особенного ребенка .

Психотерапевт , работающий с шизоидным пациентом , должен быть готов к такому уровню аутентичности и степени осознавания эмоций и представлений , который у пациентов с иным типом характера был бы возможен только после нескольких лет работы . Поскольку многие терапевты обладает той или иной степенью депрессивности - в том смысле , что их страх оставления сильнее страха поглощения , - они естественным образом пытаются подойти ближе к человеку , которому стараются помочь . Поэтому бывает трудно достигнуть эмпатии по отношению к потребности пациента в эмоциональном свободном пространстве . Психоаналитик Е. Хаммер отмечает эффективность даже простого отодвигания кресла от пациента , что дает невербальное подтверждение того факта , что терапевт не желает навязываться , спешить , подменять или подавлять .

На ранних фазах психотерапии следует избегать интерпретаций , т . к . пациент испытывает страх подвергнуться вторжению . Комментарии и случайные реакции могут быть благодарно приняты , но попытки добиться от шизоидного пациента больше того , что он выражает , приведут его в замешательство , вызовут противодействие и усилят тенденцию к уходу . Психолог - психоаналитик С. Дэри подчеркивала важность того обстоятельства , что терапевтические замечания должны делаться с использованием слов и образов самого пациента , чтобы укреплять его чувство реальности и внутренней целостности . Хаммер , кроме того , предостерегает против исследования , проверочных вопросов или обращения с пациентом таким образом , который бы заставлял его чувствовать себя случаем из практики .

Важной частью эффективной психотерапии с шизоидными людьми является нормализация. Эта рекомендация оказалась бы полезной для шизоидных пациентов любой степени нарушенности , так как им бывает трудно поверить в то , что их сверхострые реакции будут поняты и приняты . Даже если они представляются функционирующими на высоком уровне , большинство шизоидных людей беспокоятся , что являются фундаментально отличающимися , недоступными пониманию других . Они хотят , чтобы люди , которые им небезразличны , узнали их как можно полнее , но боятся , что если их внутренняя жизнь будет совершенно открыта , они предстанут чудаками или даже уродами .

Даже тем шизоидным личностям , которые уверены в надежности своего восприятия , небезразлично то , какой эффект они оказывают на отдаляющихся людей . Ведя себя таким образом , чтобы шизоидной личности стало ясно , что ее внутренний мир доступен пониманию , терапевт помогает ей интернализовать опыт принятия без подчинения требованиям другого человека . Со временем накапливается достаточное самоуважение , чтобы пациент смог ощутить : трудности , возможно , заключаются не в нелепости его собственной эмоциональности - они отражают ограничения других . Переопределение психотерапевтом богатства воображения как таланта , а не как патологии , глубоко живительно для шизоидного человека , чьи эмоциональные реакции в течение всей его жизни оставались неподтвержденными или преуменьшались менее сензитивными комментаторами .

Одним из способов дать шизоидному пациенту подтверждение и при этом не оказаться воспринятым в качестве поглощающей или преуменьшающей личности является использование художественных и литературных образов , чтобы сообщить о своем понимании проблем пациента . Психолог - психоаналитик Роббинс , в почтенной и теперь чаще игнорируемой фрейдистской традиции рассмотрения самого себя в контексте обсуждения той или иной психической динамики , описывает ранний период своего собственного психоанализа следующим образом :

Когда происходили длительные паузы , во время которых я не знал , что сказать или как сообщить о своих чувствах , испытываемых относительно истории моей жизни , мой терапевт , к счастью , не покидал меня . Иногда он предлагал мне сказку на ночь ( когда Роббинс был ребенком , ему никогда не читали ) в форме цитирования пьес , литературных произведений и фильмов , которые имели отношение к направлениям и образам , представленным мною в ходе лечения . Мое любопытство при этом усиливалось , и я взял себе за правило записывать материал . В частности , Ибсен , Достоевский и Кафка стали важными источниками символического материала , чем - то вроде зеркала , и проясняли мои внутренние переживания . Литература , а позднее живопись , давали символическую форму тому , что я пытался выразить . Самое главное , что этот материал давал возможность важнейшего эмоционального сопереживания с моим психоаналитиком .

Роббинс и его коллеги сделали огромный вклад в терапию творчеством иарт- психотерапию и в разработку эстетического измерения психоаналитической работы с клиентами , то есть в аспекты психотерапии , особенно многообещающие при работе с шизоидными людьми .

Возможно , наиболее общим препятствием к терапевтическому прогрессу с шизоидными пациентами - при условии , что имеют место крепкие терапевтические отношения и продолжается работа по пониманию , - является общая для психотерапевта и пациента тенденция образовывать своего рода эмоциональный кокон , где они прекрасно понимают друг друга и ожидают терапевтических сессий как передышки от требовательного внешнего мира . У шизоидных людей наблюдается тенденция , которую эмпатический терапевт невольно может принять . Он попытается сделать терапевтические отношения скорее заменой , чем поддержкой их жизни за пределами терапевтического кабинета . Может пройти значительный промежуток времени , прежде чем психотерапевт заметит , что , хотя пациент и развивает множество инсайтов почти на каждой сессии , он и не переходит к социальной функции , не вступает в брак , у него не улучшаются сексуальные отношения или он не разрабатывает никаких творческих проектов .

Существенным достижением психотерапии может стать распространение ( генерализация ) на весь внешний мир достигнутой шизоидным пациентом безопасной психологической интимности с психотерапевтом . Психотерапевт сталкивается с дилеммой : работать для поддержания лучшего функционирования в социальной и личной жизни , осознавая при этом , что напоминание пациенту о том , что он не добивается этих целей , может быть воспринято как вторжение , контроль и отсутствие эмпатирующей потребности в дистанции . Со временем подобное напряжение может быть проанализировано , что углубит понимание шизоидной личностью того обстоятельства , насколько силен конфликт между желанием близости и ее страхом . Здесь , как и вообще в большинстве аспектов терапии , своевременность важнее всего .

Роббинс подчеркивал важное для шизоидного пациента значение готовности психотерапевта действовать и выглядеть как настоящий человек , а не просто как трансферентный объект . В последние годы роль реальных взаимоотношений , сосуществующих с трансферными реакциями , вновь обнаружена и подчеркивается многими динамически ориентированными практикующими психотерапевтами . Это особенно относится к шизоидным пациентам , которые и так имеют в избытке как бы отношения и чувствуют потребность в активном участии психотерапевта как человеческого существа , поддерживающего определенный риск в отношениях , способного к игре и юмору ( отсутствовавшим в истории клиента ) и отвечающего пациенту с учетом его тенденции прятаться или избегать образования эмоциональной привязанности с другими . Можно считать , что при работе с шизоидными людьми более откликающийся , отзывчивый терапевтический стиль не только не затемняет трансферных реакций пациента , но даже может сделать их более доступными для интерпретации .